права были пресечены на корню. Зарождавшиеся тут и там профсоюзы в течение последних тридцати лет безжалостно истреблялись, причём буквально: Арким с удивлением для себя узнал, что за организацию профсоюза сейчас есть статья с высшей мерой наказания, то есть гильотиной.
Как в таком случае бороться за права рабочих — Арким не знал. Точнее знал, но это привлечёт слишком много внимания…
Профсоюз основывать он не будет, но что-то делать надо. Не может такой режим не иметь уязвимостей.
Спецзаказ на тираж «Капитала» Арким выставлял не в случайной типографии: он нашёл пострадавшего от властей человека. Отец начальника типографии «Санкюлот» был казнён десять лет назад по приговору суда как раз за организацию профсоюза. На самом деле, по слова Огюста Корню, того самого начальника типографии, дело «сшили», не основывал его отец никакого профсоюза, просто высказался не очень лестно о действиях жандармов в отношении рабочих с фабрики «Ойль и компания». Тогда произошло массовое избиение рабочих, которые были не рады очередному повышению нормативов и пошли сообщить об этом руководству. Руководство вызвало жандармов, те примчались как на пожар, сразу же начали избивать рабочих и расстреливать их резиновыми пулями из пневматических ружей. Отец его был рядом, видел, как уносили избитые трупы и его крайне возмутило происходящее, о чём он сообщил жандармам. А за теми не заржавело.
Огюст никогда не проявлял неприятия власти, но обиду за отца затаил. Этим воспользовался Арким и теперь надёжные люди ночами выпускают крупный тираж «Капитала», а также «Манифест» и ряд трудов Фридриха Энгельса.
Адепты Порядка точно знали о Марксе и Энгельсе, поэтому первым делом избавились от них. Но рукописи не горят.
Через несколько недель тираж в пять тысяч экземпляров будет готов и доставлен в арендованное помещение на окраине Парижа, а оттуда он распространится по всем городам империи, размножится и ещё раз распространится.
Арким начал собирать очередной стол из сандалового дерева. Простые люди эту мебель могут увидеть разве что на заводе, ну или посетив каким-то образом дома знатных особ и новой аристократии. Конкретно этот стол обойдётся конечному покупателю в пятнадцать тысяч франков.
Сам он сюда попадать не собирался, но мастерство и скорость сборки с отсутствием брака привели к тому, что его перевели сюда в императивном порядке. Платят тут лучше, чем остальным, но это не отвечало его требованиям, поэтому он начал допускать брак. Пара недель в таком режиме и всё, либо уволят, либо вернут обратно.
Почему ему не интересно тут работать?
Да потому, что мастера вокруг высшего класса, им и при текущем режиме живётся откровенно хорошо, ведь они труднозаменимы. Когда настанет нужный момент, они до последнего будут держаться за свои места и никогда не пойдут на стачки.
Также сейчас решается вопрос с оружием. Золото стремительно тает, но зато на одном потайном складе уже накоплено пятьсот пневматических мушкетов, двадцать пневматических пистолетов и огромное множество единиц холодного оружия. Всё это будет пущено в ход против жандармов, которые своими действиями сыскали огромную народную любовь, особенно в районе рабочих трущоб.
Французская империя, г. Париж, кабак «У Доминика», 17 июня 1860 года
— … за моего лучшего друга! Арким Эспада, за тебя! — пьяно взмахнул кружкой мастер Андре.
Это был тощий, но жилистый мужик лет сорока, обладающий короткими усами а-ля «пожарный». Его серые глаза сейчас пьяно блестели, а нос уже стал красным. Он был необычайно весел, что несвойственно ему в будние дни, то есть шесть дней в неделю.
Арким опрокинул в себя кружку пива и закусил куском сушёной рыбы.
— Ох, хорошо! — произнёс он.
Все посетители кабака отчаянно пьянствовали, так как только в этом видели возможность отдохнуть от тяжёлой рабочей недели. А завтра всем снова на работу.
— Куришь? — внезапно трезвым голосом спросил посерьёзневший мастер Андре.
— Выйдем, — кивнул Арким.
Они покинули кабак и сели на лавку в небольшом сквере.
— Ты показался мне надёжным мужиком, Арким, — произнёс Андре, умело чиркнув кресалом по огниву и запалив трубку.
Меч был с ним вполне согласен, ведь он действительно надёжнее любой стали. Даже той новомодной, с углеродными нанотрубками…
— Тебе когда-нибудь хотелось изменить свою жизнь? — пыхнув дымом, спросил мастер.
— Да, расклад полное дерьмо, но что поделать? — Арким достал трубку из кармана и подкурил её от протянутой Андре лучины.
— Знаю я людей, которые хотят что-то изменить, — произнёс мастер загадочно. — Даже до последнего идиота на заводе дошло, что так больше нельзя: нормы выработки неуклонно растут, зарплата как никогда стабильна, конца и края этому не видно. Я уже половину оклада отдаю на съём жилья. А ты сам где живёшь?
— Живу на окраине трущоб, близ Ненвиля, тут, недалеко, — ответил Арким. — Так что за ребята и как с этим могу быть связан я?
Арким действительно снял жильё на окраине трущоб, куда поселил Жанну и Флорентину. Они были недовольны ухудшением быта, но так было надо для дела. Никто не станет связываться с «рабочим», проживающим в неплохого уровня отеле.
— Ребята непростые, а ты пока никак не связан, — усмехнулся Андре, а затем придвинулся поближе к уху боевой платформы. — Социалисты.
Произнёс он это очень тихо, после чего опасливо огляделся по сторонам.
— О-о-о… Социалисты… — тихо выдохнул Арким, а затем усмехнулся. — Как всегда будут много говорить и мало делать?
— Эти больше не будут болтать без толку, — покачал головой Андре, которому не понравилась такая оценка. — Всем понятно, что если кончать текущее беззаконие, то только в самом его сердце — в Париже.
Он вновь замолк и опасливо огляделся.
— Да не переживай, в ближайших ста метрах нет никаких слухачей, — махнул рукой Арким. — Знаешь какое дело… С социалистами мне не по пути, точнее по пути, но не с теми, которые могут вылезти в настоящий момент. Вот какие у них декларируются изменения? Небось, облегчить ярмо рабочим, ограничить власть капитала, ввести восьмичасовой рабочий день и так далее?
— Девятичасовой, — поправил его мастер Андре. — Но да, в основном это.
— История показывает, что капитал рано или поздно вернёт свою власть, — хмыкнул Арким. — И ограничения отменит, причём по мановению руки. Кто платит, тот и